Читать интересную книгу Хвост Каа - Ирина Саврина

– Я чайничек, я чайничек! – уклоняясь от тумаков, кричал Олежка, в то время как на кухне уже надрывался взаправдашний чайник.

Посиделки длились уже два часа. Было съедено все запасенное родителями на зиму абрикосовое варенье, подбирались к вишневому без косточек.

– Меня от сладкого скоро вырвет! – призналась Светка в том, в чем не решался признаться никто из участников чаепития.

Натали обещала, что некто Лукашин – Светка легко запомнила фамилию по аналогии с героем фильма «Ирония судьбы» – приедет с друзьями и привезет нечто лучше расширяющее сознание, нежели чай с вареньем.

У самой Натали дома случился скандал, вышли наружу результаты несданной зимней сессии. В результате она сидела под надзором строгих родителей и периодически хлюпала в трубку мокрым носом, спрашивая, не приехал ли Лукашин.

Наконец раздался звонок в дверь, и в квартиру ввалилось человек шесть, из прихожей послышался звон бутылок.

– З-з-закусь готовьте! – заикаясь скомандовал Лукашин.

Танька метнулась на кухню. В заграничном ярко-желтом холодильнике царила вполне отечественная пустота. Собственно, вариант был всего один: открыть одинокую банку зеленого горошка и заправить «блюдо» майонезом, что Танька и сделала, использовав для этого хрустальный салатник.

Сели за стол, разлили по стаканам привезенное Лукашиным с сотоварищами ркацители.

«Она улыбается всем, нет только тебе!..» – пел магнитофонным голосом Макаревич.

Одним глотком Светка осушила бокал и глупо улыбнулась Лукашину. Он посмотрел на нее сквозь длинные, почти девичьи ресницы и тонкой струйкой выпустил дым от сигареты. Подвинул ближе пепельницу. Светка наблюдала, ркацители будило воображение. Лукашин поставил кисть руки с длинными красивыми пальцами на стол и стал изображать пятерней странное животное, хоботом которого служил средний палец. Он озвучивал инсценировку. «Животное» подползло к пепельнице, вытянуло хобот и понюхало окурки, издав при этом недовольное мычание. Светка засмеялась и съела большую ложку горошка.

В коридоре звонил телефон, но трубку никто не снимал. «Натали надрывается», – это была последняя светлая Светкина мысль.

Она проснулась утром в спальне Олежкиных родителей после бурной ночи в объятиях Лукашина. В квартире было тихо, на диване в гостиной спали Олежка и Танька. На столе валялись отдельные обмайонезенные горошины, стояла вчерашняя полная окурков пепельница. Лукашина нигде не было. Зазвонил телефон. Светка сняла трубку.

– Алло! Ну наконец-то! – прокричала Натали. – Вы что там, совсем обпились?! Я полночи к вам прорывалась! Представляешь, звонит мне вчера Лукашин и говорит, что они не приедут! Во динамо! Так что и фиг с ним, что меня предки не пустили.

– Он приезжал, – оторопело сказала Светка. – Недавно ушел, еще окурки дымятся.

– Какие окурки? – засмеялась Натали. – Лукашин не курит. Кстати, мы сейчас с ним в кино идем, он уже за мной едет. Предки сегодня добрые!

Светка положила трубку, поставила кисть руки подушечками пальцев на стол, «животное» сделало несколько ползущих движений и понюхало пепельницу, издав утробный звук.

Сильвестр

– Танцуй, хватит валяться! – закричала с порога Анька.

– Что там случилось? – с трудом продирая глаза, спросила я.

– Воду дали, собирайся!

Анька открыла пошарпанную тумбочку и резкими движениями стала бросать в пакет мыло, расческу, шампунь и прочие банные принадлежности. Наконец она схватила с кровати полотенце и направилась к двери.

– Ну, ты идешь? Догоняй!

Я лениво потянулась, опустила ноги на пол и зашлепала резиновыми вьетнамками к покосившемуся шкафу.

– Подожди, иду.

Мы вместе вышли на улицу. Солнце клонилось к закату. Сколько раз я говорила себе, что не стоит спать в это время, тем более в такую жару: теперь весь вечер буду чувствовать себя разбитой. По дорожкам среди южной растительности к примитивному строению душевой стекались отдыхающие с одинаковыми полосатыми полотенцами на плече и с полиэтиленовыми пакетами в руках.

В душевой под долгожданными струями горячей воды плескались студенческие шоколадные тела, белея в полумраке подтянутыми попами и плотными юными грудками.

Обратно мы с Анькой шли с чалмами из полотенец на головах, обе в простеньких ситцевых халатиках в цветочек. Мокрые вьетнамки издавали чавкающий звук. Те, кто прорвался к заветному душу раньше, уже выходили из деревянных домиков-бараков при полном параде: в белых шортах или джинсах и разглаженных под подушкой футболках.

Среди буйной зелени мелькнула компания молодых людей, направляющихся к совдеповскому зданию столовой. Они оживленно болтали, смеялись.

– Аспиранты! – с придыханием произнесла Анька.

– Что за аспиранты? – поинтересовалась я.

– Мифишники. Приехали с палатками, питаются по курсовкам. Они уже не первый год так делают. Вон Арнольд с Сильвестром, видишь?

– Что за странные имена?

Я увидела двух крупных парней мощного телосложения.

– Ты что, совсем от жизни отстала? – Анька засмеялась. – Арнольд Шварценеггер и Сильвестр Сталлоне…

– Кто это? – мне было неловко, что я отстала от жизни.

– Ну, известные актеры американские, качки. Видак не смотришь?

– А, да-да, – задумчиво произнесла я. У меня возникло неприятное ощущение, что целая сфера жизни обошла меня стороной. Я не любила этого.

Вечером были танцы. Меня пригласил высокий симпатичный парень из аспирантов в шелковых футбольных трусах и майке-алкоголичке. «Lady in red is dancing with me cheek to cheek…» – неслось из динамика.

Я смотрела в сторону Арнольда и Сильвестра, их все так называли.

Южный отпуск закончился быстро. В конце августа мы вернулись домой. Оказалось, что Сильвестр живет совсем недалеко от меня, в миру его звали Дима. Он пригласил нас с Анькой в гости – жил один. Учился в аспирантуре, квартира двухкомнатная, полностью упакован. Мама – директор музея Ленина.

Дома и впрямь все чики-пики: мебель ништяк – румынская, дорогие французские одеколоны в ванной, каждый день фрукты и овощи с Дорогомиловского рынка. Особенно Сильвестр любил угощать нас вареной кукурузой с солью.

Я наконец-то заполнила пробел и посмотрела, как выглядят те самые Арнольд с Сильвестром из американского кино. Дима вовсе не был похож на Сталлоне, он, скорее, напоминал мне Жерара Депардье.

Запал он на Аньку. Она и впрямь была прелесть: миленькая пухленькая блондиночка с полными губками, никогда не задающая лишних вопросов. Прошла всего неделя, а Дима уже начал уговаривать ее пойти в ЗАГС. Анька азартно хихикала. Почти каждый день она приезжала к нему со своего крутого Чистопрудного бульвара, а он встречал ее в метро. Всегда очень эффектно, например в ярко-желтом спортивном костюме и с желтой дыней в руках. А когда провожал, то тоже устраивал целое шоу. Например, после того как она заходила в вагон, заглядывал внутрь и говорил всем пассажирам: «Если кто-нибудь ее хоть пальцем тронет, будет схвачен и отфигачен!» Двери закрывались, и Анька, красная как рак, ехала до своей станции.

Однажды мы с Сильвестром вдвоем прогуливались до магазина в нашем районе. Он мне сказал: «Мне нужна такая, как Анька. С ней легко, она ни о чем не задумывается. Это ты – кремень, с первого взгляда видно». Я долго думала, хорошо это или плохо, быть кремнем.

Иногда мы собирались у Сильвестра в расширенном составе с его друзьями неизвестного происхождения. Ночью ездили за некой Лидой, по которой сох один из них. Сонная Лида лет 35 в ночной рубашке до пола открыла нам дверь и пробасила: «Меня мама не пускает!» Вот уж чего никогда не могло случиться с Анькой!

Первой подвох заметила я. Слишком многое стало казаться странным. Возникало подозрение, что Дима живет в квартире не один. В шкафу мы с Анькой случайно обнаружили бюстгальтеры четвертого номера. Женские вещи попадались все чаще.

– Предки свалили в отпуск, вот он и отрывается. Пудрит тебе мозги! – с тайным злорадством констатировала я.

– Пусть пудрит! – беззаботно сказала Анька.

Наступил сентябрь. Началась учеба, свободного времени стало намного меньше. Я уже не ездила к Сильвестру, да и Анька отправилась в универ. Они все больше встречались на нейтральной территории, а я с ними и вовсе не виделась.

В октябре Анька сказала, что Дима совершенно серьезно сделал ей предложение. Она познакомила его с мамой, научным сотрудником одного из физических институтов. Обаятельный аспирант быстро завоевал ее сердце. Правда вот Аньку с директором музея Ленина Сильвестр знакомить не торопился. К тому времени я и вовсе перестала следить за развитием событий.

Позже узнала, как расстроилась свадьба. Милый аспирант Сильвестр, он же отчисленный с первого курса студент МИФИ, горе-сынок своих благополучных родителей, был пристроен работать курьером в тот самый МИФИ. Он приехал с документами как раз к Анькиной маме. Такая вот встреча.